207
На дворе 25 мая 1960 года, среда. Вроде бы обычный, ничем не примечательный день. И мало кто вспоминает, что в эту же дату два года назад разворачивались события, обернувшиеся для советского футбола трагедией.
Было такое же, как сейчас, роскошное цветение весны. И сборная так же готовилась к большим матчам. Только тогда впереди ждал не Кубок Европы, а чемпионат мира, но для сборной СССР тоже первый. И так же, как сейчас, был сыгран промежуточный матч с поляками, разве что в «Лужники» прибыла не сборная, а варшавский клуб «Гвардия». И выиграли наши тоже уверенно – 3:0. Следующий день, 25 мая, был выходным – и для страны, поскольку пришёлся на воскресенье, и для команды. В понедельник, 26-го, начинался финальный этап подготовки к ЧМ-1958, и это была последняя увольнительная перед по меньшей мере трёхнедельным карантином. Единственный день, чтобы, с одной стороны, сбросить напряжение прошедшей двадцатидневной пахоты, а с другой – набраться эмоций на новый такой же срок.
Задача оказалась непосильной: не смогли эти сутки переварить всех гусарских желаний трёх игроков сборной – Эдуарда Стрельцова, Михаила Огонькова, Бориса Татушина. Спонтанный выезд на чужую дачу с чужими девушками – и с, увы, хорошо знакомыми напитками – завершился обвинениями в изнасиловании, которые следующим утром получили Стрельцов с Огоньковым. 26 мая милиция увезла всю тройку из Тарасовки, где готовилась сборная, а 28-го по постановлению прокурора Стрельцов был арестован. Девушка Огонькова к тому времени успела сделать новое заявление – о том, что с первым ошиблась. Девушка Стрельцова хотела сделать то же самое, но фатально промахнулась в формулировке: написала, что прощает Эдика, а это юридической силы не имеет.
Через два неполных месяца следственного спринта, 24 июля 1958 года, решением Московского областного суда Стрельцову было назначено наказание в виде 12 лет лишения свободы. И вот сейчас, получается, подходит к завершению второй год – впереди ещё десять.
* * *
Буквально через несколько дней случится событие, которое, не имея вроде бы никакого отношения к истории Стрельцова, до предела укрупнит ту своеобразную шкалу ценностей, по которой советское государство делит мир на чёрное и белое. 31 мая 1960 года будет подписан Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении званием Героя Советского Союза Рамона Меркадера. Того, кто в 1940 году в Мексике размозжил ледорубом череп Троцкого, давнего сталинского врага, высланного из СССР. И хотя Хрущёв вошёл в роль обличителя Сталина – в 1956 году развенчал культ личности, а в следующем, 1961-м вынесет из мавзолея тело, – он награждает персонального, если по сути, сталинского агента, не говоря уж о том, что убийцу, высшей государственной наградой. Как только у Меркадера истекает срок заключения в мексиканской тюрьме, его немедля доставляют в Москву и вручают медаль «Золотая Звезда» с орденом Ленина. Советскому народу, правда, об этом не сообщают.
И тот же самый Никита Хрущёв, когда ему по горячим следам (подсуетилась, говорят, чем-то обиженная Екатерина Фурцева) доложили об инциденте со Стрельцовым, сходу, не обременяя никого поиском истины, дал команду: «Посадить и надолго. Использовать только на тяжёлых работах». И этот приговор был очень похож на смертный.
* * *
Сейчас, в мае 1960-го, предписание вождя исполняется как раз с особым тщанием. Два месяца назад, в марте, Стрельцов переведён в Электросталь, где зона обеспечивает вредное производство на оборонном заводе. Он занят на пескоструйных работах – так называют шлифовку металлических изделий с помощью сжатого воздуха, кварцевого песка и стружки. О безопасности труда говорить смешно – какой у зека респиратор? И о послаблениях для футболиста – тоже. Начальник лагеря сказал сразу: «Мне здесь футбол не нужен. Мне нужен план».
А в прошлом году, 1959-м, футбол в жизни Стрельцова был. После приговора его отправили в Вятлаг, на лесоповал. Тоже на те самые работы, что были предписаны партией и правительством. Но начальник Вятлага оказался натурой футбольной – разыгрывал в своей системе первенство, благо команд можно было составить много: лагпунктов набиралось больше тридцати. Вообще-то это был турнир не для заключённых, а для сотрудников, но положением дозволялось использовать в команде и троих расконвоированных. Стрельцова вроде как и расконвоировали на день матча: всем хотелось увидеть в деле олимпийского чемпиона. В итоге чемпионом он стал и в Вятлаге. Хотя радость, конечно, это была весьма условная.
Блатные, раз он на целый день выходит на волю, дали ему поручение принести в грелке водки. Он не принёс. В память о том дне теперь на его левой щеке шрам от доски. Да и вообще встретил его Вятлаг неласково. О чём свидетельствует выписка из истории болезни, подшитая в деле. «Заключённый Стрельцов поступил в лазарет с множественными ушибами тела. Удары были нанесены в области пояснично-крестцового отдела, грудной клетки, головы и рук. Удары наносились твёрдыми предметами, предположительно обрезками железных труб и каблуками сапог. Тело было покрыто ссадинами и кровоподтёками. Отмечены множественные рваные раны на голове и руках». Говорят, его должны были убить. В агентурном сообщении записано, что «отрицаловка понтует поставить Стрельцова на куранты» – на тамошнем языке значит просто уничтожить. Слишком резко Эдик дал отпор блатному малолетке, который к нему цеплялся, а смыть такое оскорбление по воровским понятиям малолетка мог только кровью. Что уж именно помешало исполнить приговор, неведомо, однако память Вятлаг в любом случае оставил недобрую. Перевод в Электросталь, совсем рядом с Москвой, казался благом. Но именно что казался…
* * *
В официальном пространстве Стрельцова нигде нет, для страны он просто исчез, растворился. Его фамилия отовсюду вымарывается. Или уничижительно заменяется.
Например, от имени Бориса Аркадьева в газетной статье говорится, как непросто давалась Валентину Иванову «игра в паре с капризным «асом», которому не хотелось бегать по полю и которого порой приходилось обслуживать, оставаясь как бы в тени». А от имени Андрея Старостина появляется такой пассаж: «Два года назад торпедовцы переживали жестокий кризис в поисках лучшего состава. Болезнь «безсоставья» тем более была изнуряющей, что команда лишилась «солиста», который до того времени считался незаменимым. Миф о незаменимости развеялся под дружным натиском коллективных усилий».
Трудно допустить, что это формулировки оригинальные: Борис Андреевич и Андрей Петрович не просто интеллигентнейшие люди, но ещё и сами жертвы советского молоха. Как они могут глумиться над тем, кто по сути стоит с ними в одном ряду? К тому же Андрей Старостин, несмотря на то что слушание дела Стрельцова было закрытым, как-то исхитрился попасть в зал, после чего назвал увиденное жестоким фарсом (имея в виду и кокетство потерпевшей, которая держалась героиней и намекала, что у них с Эдиком всё ещё сладится). Но система доводит до публики только вот такие, нужным образом причёсанные и припудренные сарказмом мысли. Правда, нежданно для себя получает в ответ не меньший сарказм.
Все потуги умалчивания и дискредитации начинают выглядеть жалко, когда зиловские рабочие буквально осаждают зону в Электростали. В вятские дали мало кто добирался, разве что торпедовский тренер Борис Хренов, а здесь, в полусотне километров от Москвы, Эдик, кажется, доступен абсолютно. Причём гегемон не может отказать себе в язвительной колкости: для поездок использует правительственные автомобили «ЗИС» и «ЗИЛ», которые сам же и собирает. И со стороны всё выглядит так, будто паломничество в зону к Стрельцову устроила власть.
* * *
Зиловские пролетарии бьются за Эдика сильнее всех: пишут коллективные письма, достают бесконечными вопросами начальство. Разумеется, это Стрельцова греет. И особенно к месту в этом году, таком неласковом для его самолюбия. Ведь в 1960-м золото выигрывают и сборная, и «Торпедо». Без него. И волей-неволей выходит, что не только бумагомараки его не замечают, но и партнёры тоже. Что без Стрельцова им, партнёрам, удобнее.
Тема эта на самом деле непростая, особенно в сборной. Сейчас-то, конечно, всё уже остыло, но два года назад, на исходе мая 1958-го, осуждения в голосе ветеранов было больше, чем сочувствия. Даже много лет спустя Лев Яшин не захочет прятать тогдашние эмоции и напишет в своей книге: «Тогда мы не знали подробностей дела и тяжело переживали случившееся: в беду попали люди, жившие с нами бок о бок, люди, с которыми соединила нас футбольная судьба. А где-то в глубине души, рядом с жалостью и надеждой, жило чувство обиды на них. Мы готовились к первенству мира, а в этот момент трое тех, кого мы считали своими товарищами, устраивают где-то на даче ночную попойку, не берегут себя, попадают в какую-то тёмную историю и в конце концов наносят команде страшный удар – надо ли объяснять, что значит для команды потеря сразу трёх ведущих игроков?»
Ладно бы это была первая провинность, но штрафной список у двадцатилетнего Стрельцова уже приличный. Только за месяц до случившегося, в апреле 1958-го, его вернули в сборную, откуда исключили зимой, перед длинными сборами в Китае, за нетрезвую стычку с милицией в метро. А в самом конце 1957-го они с Ивановым опоздали на поезд, который отправлялся в Лейпциг на судьбоносный матч с Польшей за выход на чемпионат мира. Вот картинка того дня от Яшина.
«Побледневший и притихший, понурив голову и ни на что уже не надеясь, сидит на откидном стульчике в коридоре наш тренер Гавриил Дмитриевич Качалин. Он словно и не заметил, что поезд тронулся, не бросил даже прощального взгляда в окно. И вдруг неожиданно начальник поезда сообщает, что в Можайске мы сделаем минутную остановку, чтобы принять двух опоздавших пассажиров. Говорят, они прибежали на перрон, когда наш состав еще не скрылся из виду, застали там провожающих, и один из них, усадив обоих в свою машину, бросился по Можайскому шоссе вдогонку.
Это сообщение переполошило всех, кроме Качалина. Ни радости, ни оживления не увидел я на его лице. Он понуро поднялся со своего места, подозвал к себе Игоря Нетто, Никиту Симоняна и меня — трёх самых старших из игроков сборной — и каким-то невыразительным, бесцветным голосом сказал:
— Если верно, что они к нам присоединятся в Можайске, решайте их судьбу сами. И разговаривайте с ними сами. Как вам подскажет совесть — так и поступайте. А я с ними говорить не могу. И видеть их не могу…
Поезд действительно притормозил у станции, принял ожидаемый «груз» и двинулся дальше, а мы с опоздавшими заперлись в купе. Читать мораль мы им не стали.
— Мужчины вы или сопливые мальчишки? — сказал кто-то из нас, кажется, Симонян. — Мужчины? Так докажите это в игре! Посмотрим, сумеете ли вы смыть свой позор…
Игра была тяжёлая, как все решающие игры. Мы победили. Стрельцов и Иванов играли блестяще».
Эта книга Яшина выйдет в свет в 1976 году. А в 1974-м будут переизданы мемуары Игоря Нетто. На двухстах страницах фамилия Стрельцова появится один раз – во фразе о составе на Олимпиаде 1956 года. И всё. Про развязку невероятного полуфинала с болгарами в том же Мельбурне, где мы, проигрывая в дополнительное время и потеряв из-за травм Тищенко с Ивановым, сумели добиться победы, будет сказано так: «Мы отыграли один мяч, а потом Борис Татушин за три или четыре минуты до конца матча забил второй, победный, гол». Притом что в первом случае тогда Стрельцов забил сам, а во втором поучаствовал в голевой атаке. Про гостевой матч со сборной ФРГ, действующим чемпионом мира, из того же 1956 года, где Стрельцов дважды забил (засчитали только один), попал в штангу и вообще немцев затерроризировал, указан только счёт – 2:1 в нашу пользу. Про инцидент перед ЧМ-1958 не сказано вообще, разве что дан элегантный намёк посредством Никиты Симоняна: «Так случилось, что в последнее время его место центрального нападающего занимал другой, способный молодой футболист». Полное впечатление, что для капитана сборной Игоря Нетто партнёра Эдуарда Стрельцова не существует вообще. И это 1974 год, когда все цензурные ограничения давно падут, когда Стрельцов будет возвращён в футбол, в сборную, когда вновь получит звание заслуженного, когда дважды будет признан лучшим игроком страны…
* * *
Но скоро именно партнёры Эдику очень помогут. До сих пор ни одно из многочисленных ходатайств, жалоб, прошений, которые поданы по делу Стрельцова, удовлетворения не нашло. Прорыв этой отписочной блокады случится как раз в этом, 1960 году. И когда! 12 июля, на второй день после парижской победы сборной СССР в Кубке Европы. Именно в этот день Верховный суд РСФСР снизит срок его заключения с 12 лет до 7-ми. Сразу на пять лет! Даже бывалые юристы удивятся такой щедрости. И свалившуюся с неба милость трудно понять вне контекста: в те дни вся страна немного потеряет голову от победы футболистов. Очень то решение будет похоже на амнистию, которую обычно объявляют по торжественным датам и поводам.
* * *
…Умрёт Стрельцов рано, в 53 года, от рака. Начнётся всё с непонятных воспалений лёгких, которые станут возникать без всякого вроде бы повода. Лёгочные заболевания – крест пескоструйщиков. Той самой специальности, которая сейчас, в мае 1960-го, крайне популярна в учреждении п/я КУ 16305 города Электростали, где отбывает срок заключённый Стрельцов.
Незадолго до смерти близкие услышат от него: «Я так и не понял, за что меня посадили…»
Все серии проекта «1960. За золотом Европы!»
Источник:news.sportbox.ru
