Юрий Васильков: «Мы можем что-то планировать. Но все решает вирус»

«Со знаменитыми работать сложнее»

— На злобу дня: что означает для футболистов нынешний незапланированный «отдых»?

— Для футболистов это не отдых, а мучение! Ты только что переносил большие нагрузки, а тебя загнали в квартиру — трудно даже себе представить такое! И неизвестно, когда снова начнутся нормальные тренировки. Мы можем что-то планировать, но все решает вирус. Изолировать всю команду вместе — тоже не выход, да мы и не имеем права. Всех распустили по домам.

— Вы где сейчас — в Любительской футбольной лиге?

— Да, в сборной ЛФЛ. Хотя какие там любители… Появляются периодически Павлюченко, Титов, Мостовой, Алдонин, Каряка, Хлестов, Билялетдинов… Я там шесть лет, прижился уже. Не сразу решился, но все-таки уговорили. А через неделю я уже был со сборной в Америке. Мы четырехкратные чемпионы мира. У нас талантливый тренер, Дмитрий Смирнов (он же президент ЛФЛ. — Прим. Sportbox.ru), они с братом (Артемом) и создали лигу. В прошлом году выиграли в Италии чемпионат, мне тоже дали медаль красивую. В августе в Москве планировался чемпионат мира в формате 7 на 7. Но с этой эпидемией вряд ли кто прилетит.

— Бывшие профи в Италию, насколько я знаю, не летали…

— Они уже откатали свое. Да, техника при них, культура паса, но против молодых пацанов им уже трудно.

— Мастерство не пропьешь. Зато у тех, у кого не получилось в большом футболе, самоотдача наверняка сумасшедшая?

— Совершенно верно! Ребята после работы или в выходные летят на своих машинах в Сетунь Парк (арена, где проводятся турниры ЛФЛ. — Прим. Sportbox.ru), выкладываются по полной, садятся потные в машины (душевых там нет) — и домой мыться. Эти люди самозабвенно любят футбол. С ними легче работать, потому что за каждое медицинское действие мне говорят «спасибо». Со знаменитыми, которые получают миллионы, работать сложнее. У них свои личные врачи бывают, они после пустяковой травмы рвутся домой…

— Какие в ЛФЛ условия?

— Копейки получаем. На поездки собираем деньги — ходим по миру с протянутой рукой. Там не заработаешь, но мне все равно нравится.

«Сан Саныч, меня тоже уволили!»

— Пройдемся по биографии: как вы вообще в спорт пришли?

— После мединститута было распределение. У меня в одном кармане Воркута лежала (романтика!), в другом — Калуга. На Север зазывали активно, и деньги там были приличные, но кто-то мне сказал, что через пять лет вылетят все зубы, потеряю здоровье, в Воркуте ведь солнца нет. Выбрал Калугу, к тому же недалеко, в Мосальске, родители жили. Начал работать хирургом, оперировал все, что привезут. Женился на москвичке, отработал положенные три года, переехал в Москву — и задумался: что делать дальше? Продолжать хирургом? Здоровье надо иметь, как у трактора… А у меня была мечта: попасть либо в космическую медицину, либо в спортивную. Пришел вечером в спортивный диспансер (сейчас это Центр спортивной медицины на Земляном Валу), попал прямо на главного врача — будто меня Господь подвел. «Вы кто?» — спрашивает. «Хирург района и области». — «Что умеете делать?» — «То-то и то-то». — «Завтра с документами приезжайте». Потом, когда начал работать, коллеги все удивлялись: «Как ты сюда попал?» Наверное, звезды сошлись.

— Спортивный диспансер — не районная больница, другая специфика…

— Конечно. Чему там научился — так это персональному подходу к спортсмену… Четыре года поработал, понял, что мое призвание — находиться со спортсменами непосредственно рядом, в команде, где знаешь всех по косточкам. Да и страсть к путешествиям манила. И устроился в московский «Локомотив», главным тренером там был знаменитый Сан Саныч Севидов.

— Не лез он в ваши врачебные дела?

— Нет. Хотя я тогда еще не знал всей специфики работы, и он мне многое подсказал: где, чего, как… Клуб тогда был в первой лиге, Сан Саныча обязали в течение двух лет вернуть команду в «вышку». Не получилось — трех очков не хватило. И Севидова убирают (это конец 1982-го). Приезжаю из отпуска — и меня заодно с ним: новый тренер пришел со своим доктором. Звоню Севидову: «Сан Саныч! И меня тоже…» — «И вас, Юрий Сергеевич! Подождите, я вам скоро перезвоню». Через пару часов звонит: «Вас ждет Бесков». На следующий день вечером приезжаю к Константину Ивановичу, садимся, рассказываю, как работал и так далее… Так я из первой лиги попал в высшую. Это уже совсем другая ответственность! Сначала тяжело было, но вжился как-то, нашел подход к Бескову, а с ним работать было архитрудно.

Бесков говорил: берешь два ведра…

— Если можно, поподробнее…

— Если команда проиграет — виноваты все! И водитель, и повар, и доктор, и массажист, и игроки, и оператор… Но только не он! Напихает — мало не покажется. «Вы не доглядели! Вы не досмотрели! Кормили не так! Поили не так!» Короче, все не так!

— Бесков ведь себя считал специалистом и в медицине?

— Да. Вот, к примеру, лечение ахилла. «Берешь, — говорил мне, — два ведра: одно с горячей водой, другое — с холодной. И ногу — туда-сюда!» На следующий день спрашивает: «Ну как — делал?» Я, честно говоря, врал: «Делал. Помогло!» — «Вот видишь!» А у нас уже были очень эффективные немецкие лекарства — какие ведра! Может, после Великой Отечественной, когда они играли, у врачей ничего и не было, кроме бинтов, — тогда ведра и были целесообразны…

Травму голеностопа считал ерундой: «Пусть с голеностопом ни ко мне, ни к тебе не подходят! Если голеностоп опух — берешь сырой бинт и делаешь восьмерочку!» Бинт высыхал и стягивал ногу. Они так и делали в свое время… Только начнешь докладывать о какой-то травме: «У меня это было…» О другой: «У меня это было…» Мы шутили: «У него только болезни Федора Черенкова не было!» Но я вроде к нему ключик подобрал, по возрасту Бесков мне как отец был… Наряжался на День Победы в свой полковничий мундир: «Док, возьми фотоаппарат!» Я его фотографировал, ему нравилось в этот день быть при регалиях… Но хватило меня в «Спартаке» только на два года. Понял: нет, это невозможно. Такое напряжение, что в отпуске просто валялся и ничего не делал… Тут еще болезнь Черенкова подъехала…

— Что это все-таки была за болезнь?

— Федор в 1983-м играл и в «Спартаке», и в первой сборной, и в олимпийской. Только форму успевал менять! Нагрузка — сумасшедшая. А меня как-то Николай Петрович Старостин попросил положить в больницу Федину маму. Положил, мне доктора через сутки звонят: «Это не наш профиль. Она не в терапевтической помощи нуждается, а в психиатрической». То есть Федя, к сожалению, унаследовал эту болезнь от мамы.

— Как она называется?

— Скажем так, тяжелая душевная болезнь. Периодическая депрессия. Человек в полном порядке, но вдруг после игры — глаза в одну точку и молчит. Мы прикрепили его к центру психического здоровья, нашли врачей, которые его курировали. И так он потихонечку то болел, то играл.

— Но в эти периоды депрессии он ведь не тренировался. Быстро потом форму набирал?

— Бывало, мы его отправляли на госпитализацию на месяц-полтора. Потом приезжал — все в порядке! Очень быстро восстанавливался. Он и к Лобановскому в сборную ездил, но не попал, бедняга, ни на один чемпионат мира. Обидно.

В Киеве доктора звали «Светофор»

— Бытует мнение, что главным настройщиком на матчи в «Спартаке» был Старостин…

— На «Динамо» (Киев) настраивать никого не надо было! (Смеется.) Если глаза у ребят в раздевалке краснеют — значит, я понимал, мы выиграем. Но почти все зависит от главного тренера. Как он с ними пошепчется индивидуально, что скажет на установке, как откорректирует игру в перерыве. А со Старостиным у них был тандем. За глаза друг над другом посмеивались и не очень-то уживались, но это даже хорошо, что дышали не в одну сторону. Бесков давал установку, а Николай Петрович после него всегда вставал и говорил спокойным, ровным голосом: «В случае победы вы получите столько-то, в случае ничьей — столько-то, в случае поражения — шиш с маслом».

— Матчи «Спартак» — «Динамо» (Киев) были те еще зарубы… Киевляне что-то «кушали»? Это тогда называлось «научный подход»…

— Они доктора звали «Светофор». Он давал им утром кучу таблеток: желтенькие, красненькие, зелененькие. Я слышал об этом от игроков. Но не хотел влезать в эту кухню. Потому что знал: может боком выйти. У каждого доктора в те времена была своя кухня.

— Не было пресловутого «братства врачей»? У каждого — свои секреты?

— Конечно! Мы здоровались, желали друг другу победы, но сразу отворачивались. Как я могу желать ему победы! Шиш ему с маслом!

Ребята собирали мне рублей по сорок пять

— Итак, два года поработали в «Спартаке»…

— И после этой каторги решил вернуться «на отдых» в «Локомотив». Как раз молодой Юрий Палыч подъехал из «Памира» (Душанбе). И через три года мы вышли в высшую лигу. В декабре 1987-го нас чествовал министр путей сообщений.

— Сколько у вас в медицинском штате было народа?

— Сейчас в командах по три доктора, три массажиста, два физиотерапевта. Восемь человек! А в наше время и у Семина, и у Бескова был один доктор и один массажист. Приползу домой, переночую и обратно. Тяжелая была работа.

— И сколько за такую адову работу платили?

— Зарплата была мизерная, мне ребята собирали дополнительно рублей по сорок пять. Но в 1987 году весной нас вызвали в спорткомитет и сказали: «Теперь вы не какие-то железнодорожники, а профессионалы». И пошла более-менее достойная зарплата. Потом поездки были за рубеж, это тоже что-то приносило, и коммерческие игры…

— Премиальные за победы врачи получали?

— После 1987-го какой-то процент перепадал. Конечно, деньги, не сопоставимые с тем, что получали игроки, но обычный хирург столько вряд ли заработал бы. А в первые годы моя жена, анестезиолог, почти в два раза больше меня получала. Но мне очень хотелось работать в команде. Хотел понять эту кухню. Еще в детстве на стадионе, когда футболисты уходили под трибуны, думал: а что же там происходит? Меня это очень интересовало: куда они — отыгранные, грязные, побитые — уходят, что происходит в раздевалке? Не только ведь моются! Действительно, там и лечились, там и радовались, и слезы были, все эмоции человеческие я там увидел.

— Особый мир…

— Совершенно верно. Который трудно передать на камеру. Когда видишь спортивные фильмы — это совсем не то. Иной раз смотришь на эти лица — какой ужас на них написан! Трудно даже назвать это словом «играть». Это битва.

Почетный железнодорожник

— Режим футболисты раньше чаще нарушали?

— Выпивали. И курили — почти свободно, но в кулачок.

— Сейчас официально признано, что пиво после матчей полезно …

— Немцы пиво специально делали для футболистов. Но у русского человека очень широкая душа: если ему дать возможность выпить пивка — не остановить. Была история с Олегом Ивановичем (Романцевым. — Прим. Sportbox.ru). Сыграли в Одессе, самолет — утром. Ребята попросили меня сходить к тренеру и попросить разрешить пива выпить. Пошел, говорю: «Олег Иванович, может, выпьют по бокалу? Ничего страшного?» Но часа через три они песни запели. А утром мы с массажистом помогали им в самолет зайти. (Смеется.) Мы не немцы, мы — особый народ. Хотя если молодой организм, если все усваивается и не мешает тренировочному процессу — почему бы и не выпить одну-две кружки? Но ни в коем случае не мешать с водкой! Хотя молодые сейчас все прекрасно понимают… Мне однажды Лобановский сказал, когда я приехал на базу в Конча-Заспа: «Твоя работа — это как по канату идешь. Задача — не свалиться ни в сторону молодых, ни в сторону старых. Свалишься к одним — сожрут другие. И наоборот». Мы посмеялись.

— Самая страшная травма в вашей карьере?

— Дрожжина — 3 мая 1987 года. Игрок влетел в него со всей дури, я его фамилию запомню на всю жизнь. Самое удивительное: судья даже желтую карточку не дал! Были перебиты обе кости, оскольчатые переломы. Женю прооперировали, но хирурги не увидели, что там еще и сосуды порваны. Нога начала отекать. Пришлось все вскрывать, чистить, пошло нагноение. Занесли ему еще и желтуху. Все беды свалились на бедного Женьку Дрожжина! Но врачам было сказано: «Ногу по любому надо спасать!» Ногу спасли, но играть, конечно, он не мог. Не ходил, а подтаскивал ногу — было порублено много сосудов и нервных окончаний. Сейчас бы медицина быстро определила состояние мягких тканей, но тогда такого оборудования не было… Надо отдать должное клубу, «Локомотив» до сих пор ему помогает. Я Женьке, помню, как-то завез от покойного Квантришвили 10 тысяч…

— Долларов?

— Рублей! Тогда столько «Волга» стоила… Мы не так давно ему протезы выбивали.

— В чем феномен Семина? 

— Дай бог ему здоровья! Палыч живет футболом 24 часа в сутки. И потихоньку вырос в топ-тренера. Он и игроком был таким же — с характером. Рассказывали, играли против «Уралмаша», снег, а он без всяких подштаников, в одной майке, орет на всех…

Я с ним вместе стал почетным железнодорожником.

— Бесплатно на поездах можете ездить?

— Раз в год — могу. Хоть на Дальний Восток — туда и обратно.

— Куда в последний раз ездили?

— Да куда мне ездить — на даче сижу. А если и перемещаюсь куда-нибудь, то только самолетом. Дали бы заслуженного летчика — было бы, конечно, лучше…